Серебряков ученый. О проблеме серебряковых в царицыне

О поэзии Геннадия Серебрякова

… «Между прошлым и будущим»…

Эта небольшая книга стихотворений встретилась мне в книжном магазинчике города Плёса. Как всегда, знакомясь с городом, я спросила, нет ли книг местных авторов. И продавщица сняла с полки небольшой бордово-золотой томик: «Вот – наш поэт!» Имя автора – Геннадий Серебряков – мне тогда не было известно. Действительно, сборник издан в Иванове, областном издательстве «Иваново». Но, взглянув на первые строчки предисловия, я мысленно воскликнула: это же – наш поэт! Из того города, откуда я приехала погостить в Плёс, – из Сергиева Посада!

Вот что пишет Виталий Сердюк, составитель этого сборника, в статье-предисловии «Сердце друга»: «Я приехал в Москву по своим литературным делам. А вечером сел на электричку и поехал к Серебряковым, в посёлок Семхоз, что в нескольких километрах от Сергиева Посада. Там, на даче, Геннадий и его жена Ангелина постоянно жили в последние годы».

Семхоз – ближайший к Сергиеву Посаду населенный пункт со стороны Москвы, бывшая деревня Николо-Поддубенское. С Никольских полей открывается чудесный вид на Лавру… Поселок находится рядышком с городом Сергия Радонежского, под крылом православного града. Есть все основания сказать о Геннадии Серебрякове: это и наш земляк, это поэт Радонежья!

Другое дело – беда, что мало мы знаем об окружающем мире, и горько прочесть в подзаголовке сборника «Между прошлым и будущим», что это – посмертная книга стихов, книга воспоминаний друзей.

Так, в 1998 году, в год издания сборника, я открыла для себя прекрасного русского поэта, который, оказывается, жил неподалёку, смотрел на звёздное зимнее посадское небо, радовался первой клейкой весенней листве, грустил в осенних дождях да туманах. Земная жизнь его прервалась в 1995 году. Жизнь его стихотворной строки продолжается, длится.

Оказывается, стихи поэта Серебрякова я слышала и раньше – они заходили в наш дом, в дома Сергиева Посада, в дома России светлыми, добрыми песнями. Звучали задорными «Разговорами»:

Тропинка узенькая вьётся
Через сугробы у плетня.
Я прохожу, а у колодца
Судачат бабы про меня.
Разговоры, разговоры,
Слово к слову тянется.
Разговоры стихнут скоро,
А любовь останется.

Звучали целительной «Живой водой»:

Сойду я с родного крылечка
И встану на берег крутой.
Умой меня, светлая речка,
Своею живою водой.
Живая вода, живая вода,
И боль, и печаль унеси без следа…

Стихи Геннадия Серебрякова печатались во многих антологиях, вошли в юбилейный том «День Поэзии- 2000». Названия книг Г. Серебрякова перечисляет энциклопедия «Новая Россия: Мир Литературы», составленная под руководством поэта Сергея Чупринина. Вчитаемся и мы в названия сборников поэта:

«Просека» (1963г.), «Послушай дождик» (1964г.), «Полюс радости» (1965г.), «Наедине с Россией» (1969г.), «Годовые кольца» (1971г.), «Богачи» (1972г.), «Первопроходцы» (1973г.), «Устои»(1973г.), «Карнавал» (1973г.), «Именем любви» (1976г.), «Дым Отечества» (1977г.), «Ситцевая радуга» (1980г.), «Солнечные кони» (1982г.), «Полдень»(1984г.)…

Серебряков – автор книги очерков «Здравствуй, новый гражданин!», множества заметок и статей. Но, пожалуй, самый главный труд жизни – биографическое повествование «Денис Давыдов», увидевшее свет в 1985 году в знаменитой серии «ЖЗЛ» издательства «Молодая Гвардия». История жизни героя Отечественной войны 1812 года, гусара, партизана, поэта-патриота Давыдова интересна читателю сама по себе. А в этом томе серии «Жизнь Замечательных Людей» судьба Дениса Давыдова рассказана его современным коллегой, поэтом-патриотом Серебряковым… Такое повествование интересней вдвойне!

От первой книги – «Просека», вышедшей в Иванове в год окончания поэтом Литературного Института до последней книги поэта, составленной друзьями, вышедшей там же, в Иванове, прошло 35 лет. Целая жизнь, посвященная литературе. Жизнь между прошлым и будущим…

Какую бы книгу поэта Серебрякова мы ни открыли, мы увидим вновь и вновь, что перед нами – удивительный, чистый, добрый мир творческого человека, стремящегося к солнцу, свету, идеалу народного счастья…

Недавно стихи Геннадия Серебрякова мне довелось услышать в исполнении прекрасных чтецов в Славянском культурном центре в Москве, на литературно-музыкальных вечерах, проводимых поэтессой Ириной Пановой. Да, стихи поэта Серебрякова продолжают жить полнокровной жизнью. Но все же их встречи с читателем редки – признаем это, вспомнив современные тиражи поэтических книг.

Памятная книга, с которой началось мое знакомство с творчеством замечательного русского поэта, была издана тиражом в 1000 экземпляров, в 1998 году, в Иванове. Таким образом, она остаётся практически недоступной для внимания широкого круга читателей. Учитывая это, я позволю себе сказать несколько слов о творчестве Геннадия Серебрякова, опираясь на книгу «Между прошлым и будущим».

…Чёрный хлеб присолённого звёздами
Неба ночного,
Да дневной синевы
Ключевая, живая вода,
Да святое, как солнце,
Тепло материнского крова –
Было б это со мною,
Остальное – беда не беда..

…Должностей не искал,
Не писал сердобольных прошений,
Никому не завидовал,
Разве одним соловьям…
Сильным мира сего
Стихотворных не пел подношений,
За обиды не мстил
И прощал прегрешенья друзьям.

И любил как дышал,
И в любви рассудительным не был.
Об одном лишь жалею –
В горячей сумятице дел
Чудо-женщину, ту,
Что землею мне стала и небом,
Я счастливей и праздничней
Сделать никак не сумел…

Так начинается книга, так открывается путь к сердцу поэта. Дорога памяти, словно стрела, пронесется по горькому военному детству. Может, начался путь поэта от того деревенского дома, куда попал потерявшийся среди бомбежек малыш:

…Изба. Кровать. Портретик в рамке чёрной.
Полати с провалившейся доской.
Четыре белобрысые девчонки
За печкою шептались: - Городской…
А руки, сеном пахнущие пряно,
Несли на стол ноздрястые блины,
Совали мне окаменевший пряник,
Из лавки принесенный до войны.
А как дышало молоко из кринки!..
Припав к столу косматой головой,
Я чувствовал, как исчезали крики.
Как удалялся самолётный вой.
И в памяти стушёвывались странно
От злобы перекошенные рты.
И я впервые плакал не от страха -
Впервые плакал я от доброты…

Стихотворение так и называется – «Доброта». Путь к сердцу поэта – в детстве. В том детстве была война, были серые, с морским запахом йода. солдатские госпитали, но была и радость – радость жизни, присущая самой жизни…

А яблонная тучная держава
Наваливалась прямо на забор… -

Немудрёный рассказ о том, как герои стихотворения «Яблоки», голодные ребятишки, украли яблоки в чужом богатом саду и принесли их в госпиталь солдатам. Кажется, что перед нами – продолжение стихотворения «Доброта»:

…И сколько было
Солнечных улыбок!
Тянулись руки к прелести земной.
Нам говорили ласково:
«Спасибо…» -
Солдаты, опалённые войной.

Приподнимая памяти завесу,
Я различаю
Душ людских родство.
…Когда-то Прометей
Украл у Зевса
Огонь.
Но разве это воровство?

Малолетним ребятишкам в тылу великой войны пришлось не только бороться за жизнь, помогать в непосильные годы взрослым, но и решать сложные нравственные вопросы. Решение принималось в пользу доброты… Но если бы давний грех – воровство яблок – не бередил душу, разве написал бы поэт стихотворение, где вопрос – через годы – обращён к самому себе? Так и кажется, что поэт не произносит вслух ещё один вопрос: почему же владелец богатого сада не отнёс яблок в госпиталь сам? По вечерам он с берданкой в руках охранял сад от своих врагов – мальчишек. Почему не там он видел врагов, и не тех? В этом контексте грех воровства превращается в деяние милосердия, и впрямь сближенное с деянием Прометея… Но грех есть грех, от чистой души он требует мучительных оправданий…

И все же, даже детство тяжёлой военной поры – это детство, ни голод, ни война не могли перечеркнуть ту близость к земле и то сродство ко всему живому, которое, может быть, унаследовано детскими душами в светлом Раю. Детство было наполнено счастливой радостью, силой жизни:

Рубаху стремительно скину
У росной земли на виду
И русым доверчивым скифом
В озёрную стынь упаду.

И плыть буду рослым и сильным
Навстречу рождению дня.
И будет былинно-красивым
Мой праздник воды и огня.

А после в полынные степи
Опять с головой окунусь.
Закружится пепельный стрепет,
Взлетит потревоженный гусь…

Кажется, стихотворение воспевает удаль молодецкую, силу богатырскую – но вот следует поворот темы…

Охотник, удачливый лучник,
Пришпорю в погоне коня.
Но жалости солнечной лучик
Вдруг в сердце уколет меня.
И будет тревожно и грустно,
И волю не дам я стреле.
Раскроется доброе чувство
К всему, что живёт на земле.
И, мыслью ранимый подспудной,
Умерю и удаль и пыл,
Пойму, как порой безрассудно
Я тех, кто слабее, губил…

Жизнь диктует своё: в радужных красках детства появляются тёмные тона. Приходится перенести и тяготы крестьянской жизни, и непосильные потери. Вот начало стихотворения «Памяти деда»:

Вздрогнуло и захлебнулось кровью
Сердце, отслужившее свой век.
Поле положив под изголовье,
Умирает русский человек.
Не хрипя, травы не вырывая,
Землю не царапая в бреду.
А она цветёт вокруг – живая,
Ласточки щебечут на лету.

Где-то в небе жаворонок тонет,
Гул церквей плывёт через реку.
Кляча заскорузлые ладони
Тронула губами мужику.
Опустилось ниже, ниже небо,
Навалилось прямо на посев.
Узелок с крутым мякинным хлебом
Брошенный лежит на полосе…

Детство – деревня. Детство – крестьянский уклад. Мир народа, стойкого к тяготам, незлобивого, терпеливого, по-детски открытого душою к добру. Этот мир однажды прикоснулся к судьбе героя стихотворения «Доброта»:

…Так деревушка русская лесная
Входила в биографию ко мне.

Судьба героя с той минуты счастливо изменяется, но главное – счастливо преображается душа героя:

И с той минуты мной распоряжалась
Уж не дорога, где к версте верста,
Не голодуха, а людская жалость,
Лучистая, как солнце, доброта.

Свет народной доброты пронизывает всю жизнь, всю лирику Геннадия Серебрякова. Да может ли без этого света в душе состояться поэт? Ответ на этот вопрос мы найдем в книге живописца Ильи Глазунова «Россия распятая». Вот что пишет художник о тайнах творчества в главе «Музыка звучит»:

«В творчестве всегда содержится волевой элемент, желание преобразовать мир согласно высокому духовному идеалу. Творчество есть созидание новых духовных ценностей, внесение новизны в бытие. В этом вечная юность творчества, вечная юность его свободы.
Бетховен утверждал, что главное для творца – быть добрым. «Чувства добрые я лирой пробуждал», - говорил наш Пушкин. Джильи с детства помнил слова своей матери: «Если хочешь быть хорошим певцом, будь добрым человеком».

И недаром лирическое завещание поэта Серебрякова звучит призывно и жизнеутверждающе – это строки из стихотворения «Друзьям по Литературному институту»:

Храните молодость, храните!
Всю жизнь стремитесь к высоте.
Храните молодость в граните,
В поющих красках на холсте…

К любимой думе поэт возвращается вновь и вновь… Молодость, красота, высота – это вечное мироощущение народной души, это влекущая тайна народного творчества, это неизъяснимая прелесть народных сказок, сказаний, былин и легенд…

Лад, благодать, благодарность…Удаль, распахнутость сердца, широта души…Совесть, сотворчество, содружество, – все это круг раздумий писателя.

Я думаю опять о красоте,
О той, глубинной, спрятанной от взора,
О той, что открывается нескоро,
Подвластной удивленью и мечте.

В конце концов, от нас самих зависит
Уменье за туманной пеленой
Постичь простор, и зов звенящей выси,
И ощущенье крыльев за спиной.

…И вдруг понять, что создан мир из красок.
Как соткана из звуков – тишина,
И осознать реальность добрых сказок,
В которых явь с мечтою сплетена.

И, обретая новый слух и зренье,
Идти вперёд, жечь за собой мосты,
Уже не мысля в жизни отступленья
От этой
В даль влекущей красоты.

Со страниц книги «Между прошлым и будущим» мы будто слышим голос поэта. Книга дарит нам слово, звучание, интонацию… Вот новая страничка – и замечательное стихотворение о любви:

Аэропорты, пристани, вокзалы…
Я жизнь свою упрямо тороплю,
Не потому ли сказано так мало
О женщине, которую люблю.

Всё кажется: успею, наверстаю
И лучшие слова ей принесу.
Она всё ждёт. А годы тают, тают
Дождинками в берёзовом лесу.

Но день придёт – и где-нибудь в дороге
Пойму я, сединою убелён.
Что в женщине, и ласковой, и строгой, –
В одной –
Весь мир легко соединён.

«Где-нибудь в дороге…» Давайте, дорогие читатели, представим, что мы в дороге… перенесёмся мысленно в тот артистический автобус, что в 1972 году вёз по дорогам Италии группу кинематографистов из России. Откроем страничку книги Людмилы Гурченко «Аплодисменты», – откроем, чтобы услышать стихи Серебрякова!

Прекрасная актриса, Людмила Гурченко, так живописует словом, что нам и представлять-то ничего не надо. Только послушаем… Мелькают за окном автобуса южные города…

«…Сорренто, Капри, Неаполь, Рим. Был уже конец поездки. Мы возвращались в Рим, оттуда в Москву. Было начало октября. Трасса называлась «Солнечной», а день был пасмурный, накрапывал дождь… Шофер-итальянец, чтобы нас развлечь, повернул к себе микрофон и запел «Санта-Лючия» – русские, мол, эту-то знают…Он вопросительно поглядывал на нас в зеркало – почему нет никакой реакции.
Я сидела погружённая в свои мрачные мысли. Дождь, серость за окном ещё больше давили на душу. И вдруг я встала. Почему? Я и не думала вставать… Меня подняла какая-то сверхсила. Я опять была под гипнозом, как в детстве, тогда, в госпитале. (Людмила Марковна рассказывает на предыдущих страницах, как в детстве, в прифронтовом городе, зайдя в госпиталь, запела для раненых солдат жизнеутверждающие песни. С того дня девчушка, будущая актриса, ходила в палаты петь, как на работу. – Н.М.)
Я подошла к водителю, попросила у него микрофон. Я уже ни на кого не смотрела, только на скучный серый пейзаж «Солнечной» трассы.

Ночь коротка,
Спят облака,
И лежит у меня на ладони
Незнакомая Ваша рука.
Хоть я с Вами совсем незнаком
И далёко отсюда мой дом…

…Вася Шукшин смотрел на меня повлажневшими глазами. Смотрел прямо вглубь… Первый раз за всю поездку мы услышали его голос. Он сказал громко:
- Люся, спой ту, которую ты пела по телевизору… Знаешь, какую?
- А-а? Конечно.

Тропинка узенькая вьётся
Через сугробы, вдоль плетня.
Я прохожу, а у колодца
Судачат бабы про меня.
Разговоры, разговоры,
Слово к слову тянется,
Разговоры стихнут скоро,
А любовь останется…

Это чувство наиболее остро проявляется за границей. Твой дом, твоя земля, твоя Родина остались там… А ты здесь. И если в тебе нет этого чувства, нет этой силы, которая даёт тебе опору, то тогда ты – один, беззащитен, раним, проваливаешься и спотыкаешься, становишься похож на дом без фундамента…»

Людмила Гурченко не даёт определения «этому чувству» в прозаической речи: ведь только что оно было названо в речи песенной, поэтической – в стихотворении-песне Геннадия Серебрякова «Разговоры». Чувство это – Любовь.

Любовь к человеку, любовь к Родине, душевное и духовное родство, патриотизм.
Та Любовь, которая останется.

Я буду жить под солнцем ясным,
Не опуская головы…

А разве не открывается нам новой гранью характер Василия Шукшина – через любовь к песне, через сродство к поэзии Геннадия Серебрякова? О поэзии Серебрякова не шумят громкие газеты. Но вдали от Родины Василий Шукшин сказал Людмиле Гурченко: «Люся, спой ту песню!» Не в этом ли – высшая похвала поэту? Его слово – родное, народное… Оно услышано. Его назначение на земле – понято и воспринято. Он живёт в высокой народной памяти. Живет тихо, спокойно и прочно, храня достоинство и подлинность слова праведного.

Не об этом ли говорит с нами стихотворение «Элегия»?

Как будто ничего не происходит…
В пустынной роще стынет тишина.
Печалью, растворённою в природе,
Моя душа до краешков полна.

…Быть может, нам, беспечным, в назиданье
Вновь дышат грустью отчие края,
Чтоб мы острей порою увяданья
Осознавали краткость бытия?

Чтоб, возвращаясь к жизненным истокам,
Преодолев природы забытьё,
Мы видели крылатым и высоким
Земное назначение своё.

Земное назначение… Эти слова подводят нас к раздумью о смысле жизни, о том, каким видел своё предназначение, свою сверхзадачу в земной юдоли поэт. И здесь нам поможет статья «Сердце друга» – предисловие составителя книги, ивановского писателя Виталия Сердюка:

« Он остро ощущал преемственность поколений, видел в ней важную нить, которая единит народ, заставляет сыновей подхватывать начатое отцами… Героика, гражданственность, патриотизм, «святая к Родине любовь» не просто владели его творчеством, они воспитывали и самого автора, выковывали его гражданское самосознание, мировоззрение, его человеческую суть», – пишет Виталий Сердюк, говоря о главном в характере друга.

А вот о главном говорит сам Геннадий Серебряков:

Где ж бессмертные души кочуют?
На какой устремляются свет?
Если антимиры существуют,
То и в них –
Антиродины нет.

Только ей – неделимой и вечной –
Оставаться, родимой земле,
Что и в стужу
Нам видится вешней
И зарею восходит во мгле.

Не бессмертья прошу у России,
Пусть навеки впаду в забытьё,
Лишь сверкнуть бы
Рассветной росинкой
На распаханном поле её.

Вопрос о смысле жизни настойчиво повторяется в строках других стихотворений книги:

…И вдруг пойму, что подошла пора
Не тратить чувств и слов высоких всуе.
И облетит пустая мишура,
Предстанет мир в своей суровой сути.
И вот встают вопросы на ребро.
И нет ни оправданий, ни прелюдий.
Со злом боролся?
Совершал добро?
Жил для себя?
Иль сердце отдал людям?
К своей судьбе всё строже отношусь.
В чём ошибался – тороплюсь исправить…

Не окончанья жизни я страшусь,
Боюсь по пустякам её истратить.

Волнующая тема возникает на страницах вновь и вновь. По-своему вопрос о смысле жизни преломляется в стихотворении «Неотлётные птицы»:

Под окном воробьи да синицы…
По-особому дороги мне
Неотлётные скромные птицы,
Что зимуют в родной стороне.

Как бы ни было зябко и вьюжно,
Их отсюда ничем не сманить.
Знают: всё это выдержать нужно,
Всё с землёю своей разделить.

Ничего, что живут не в достатке
Под суровой защитой лесов, –
На заморские блага не падки, –
И тому же научат птенцов…

Тема смысла жизни оказывается неразрывно связанной с темой верности родной земле, с темой патриотизма. Естественным продолжением разговора звучит стихотворение «Травы»:

Мне почему-то хочется остаться
Вот здесь, в глуши, среди дремучих трав.
Вдали от городов с радиостанциями
Упасть, как крылья руки распластав…

…Всему свой срок. Цветы исходят мёдом.
Рождаются и рушатся миры…
Но, предвещая добрую погоду,
Камаринскую пляшут комары.

В таком уютном стихотворении, полном летней неги и тепла, вдруг – «рождаются и рушатся миры», причём – не нарушая гармонии настроения, стало быть, там – в далёком Космосе, где пляшут уже не комары – звёзды… И тема сыновнего внимания к родной земле претворяется в иную, космическую, надмирную тему – тему причастия к судьбам миров, тему сыновнего внимания Божественному глаголу. Уже не чувство Родины, а чувство Вселенной ведёт рукой поэта и облекает незримую мысль в ясночитаемые строки… Серебряков признаётся, начиная разговор с читателем:

Ну что сказать? Ну что тебе поведать
У этой синей ночи на краю?
Послушай лучше, как растут побеги,
Поверив в силу юную свою,
Как ходит ветер, травы не сминая,
В берёзах закипает сладкий сок,
Как от луны дороженька льняная
Ложится через лес наискосок…
…Я это всё как таинство приемлю,
Природа первозданна и нова.
Ну что сказать? Послушай лучше землю.
Я у неё беру взаймы слова.

Говоря о поэзии Геннадия Серебрякова, надо бы процитировать и множество других прекрасных, искренних, трогающих сердце, удивительно современных, прозорливых стихов поэта. Подчас – трогающих сердце острой болью… Взять хотя бы отрывок из стихотворения «Комната смеха»:

Что там за странное эхо?
Гогот до горных высот…
Будто бы в комнату смеха
Загнан российский народ…

Где тут заметить разруху,
Хищные происки зла,
Коль по державному кругу
Сплошь – зеркала, зеркала?

…Смейся над святостью древней,
Над неизбывной тоской,
Над разорённой деревней
И нищетой городской.

Над ожиданьем уставших
В грохоте вёрст ветровых.
Смейся над верностью павших
И над неверьем живых.

Смейся над пролитой кровью,
Ставшей воды дешевей,
И над своею любовью,
И над роднёю своей.

Смейся, врагам не переча,
Зла не пытаясь понять,
Ну а на зеркало неча,
Как говорится, пенять…

Или, к примеру, прочитаем вот это короткое безымянное стихотворение:

В забытых избах стынет тишина.
Дух запустенья над землёю древней…
Деревня ничего нам не должна.
Давным-давно мы всё должны деревне.

Всё возвернулось на своя круги.
Лишь мёртвый сраму, говорят, не имет…
Приехали мы заплатить долги.
Но только кто
От нас их ныне примет?..

Скоро десять лет, как нет с нами поэта Геннадия Серебрякова. Придём поклониться в дом поэта в Семхозе – кто откроет калитку? Но откроем книги поэта: он оставил России светлые, глубокие свои стихи. И вот что сам сказал нам на прощанье, в стихотворении «Памяти Василия Шабанова»:

Уходят рано русские поэты
И обретают вечный непокой.
Уходят сквозь восторги и наветы,
Не надышавшись синью снеговой…

… И если рядом вдруг друзья споткнутся
И навзничь, как в атаке, упадут,
То правды груз не должен покачнуться,
Его другие на себя возьмут…

Глаза нам вспышкой боли ослепя,
Уходят рано русские поэты.
Удел живых – душой скорбеть об этом
И всё, что сердцем яростным согрето,
Успеть сказать за них
И за себя.

Эта статья – лишь начало разговора с Геннадием Серебряковым. Как скоро будет продолжение – зависит от Вас, читатель! Берите в библиотеках книги поэта, читайте, переживайте, думайте вместе с ним! Это – светлые переживания и высокие думы! Это – стихи настоящего времени: времени памяти, времени сердца. Россия говорит с нами голосом своего поэта – Геннадия Серебрякова:

Только знаю – не забудет
Моё сердце ничего.
И что было, и что будет –
Всё вмещается в него.
Вот забилось с новой силой
Тихой грусти невпопад…
Над Россией,
Над Россией
Гуси-лебеди летят…

Использовал для классификации жизненных форм растений единственный, но имеющий большое приспособительное значение признак - положение почек возобновления по отношению к поверхности почвы. Сначала он разработал эту систему для растений Средней Европы, но затем распространил на растения всех климатических поясов.

Все растения Раункиер разделил на пять типов (1903), в которых позднее выделил подтипы (1907).

1. Фанерофиты. Почки возобновления или верхушки побегов расположены в течение неблагоприятного времени года более или менее высоко в воздухе и подвергаются всем превратностям погоды. Подразделяются на 15 подтипов по высоте растений, по ритму развития листвы, по степени защищенности почек, по консистенции стебля. Один из подтипов - эпифитные фанерофиты.

2. Хамефиты. Почки возобновления у поверхности почвы или не выше 20-30 см. Зимой прикрыты снежным покровом. Подразделяются на 4 подтипа.

3. Гемикриптофиты. Почки возобновления или верхушки побегов на поверхности почвы, часто прикрыты подстилкой. Включают три подтипа и более мелкие подразделения.

4. Криптофиты. Почки возобновления или верхушки побегов сохраняются в почве (геофиты) или под водой (гелофиты и гидрофиты). Подразделяются на 7 подтипов.

5. Терофиты. Переносят неблагоприятное время года только в семенах.

Раункиер считал, что жизненные формы складываются исторически как результат приспособления растений к климатическим условиям. Процентное распределение видов по жизненным формам в растительных сообществах на изучаемой территории он назвал биологическим спектром. Для разных зон и стран были составлены биологические спектры, которые могли служить индикаторами климата. Так, жаркий и влажный климат тропиков был назван «климатом фанерофитов», умеренно-холодные области имеют «климат гемикриптофитов», полярные страны - «климат хамефитов».

Критики воззрений Раункиера отмечают, что его типы жизненных форм слишком обширны и неоднородны: хамефиты включают растения с разным отношением к климату, их много как в тундрах, так и в полупустынях. И не только современный климат определяет спектр жизненных форм, но и комплекс почвенно-литологических условий, а также история формирования флоры и влияние человеческой культуры. Тем не менее классификация жизненных форм растений по Раункиеру остается популярной и продолжает модифицироваться.

Наиболее разработанной классификацией жизненных форм покрытосеменных и хвойных на основе эколого-морфологических признаков является система И. Г. Серебрякова (1962, 1964). Она иерархична, в ней использована совокупность большого числа признаков в соподчиненной системе и приняты следующие единицы: отделы, типы, классы, подклассы, группы, подгруппы, иногда секции и собственно жизненные формы. Собственно жизненная форма является основной единицей экологической системы растений.

Под жизненной формой как единицей экологической классификации И. Г. Серебряков понимает совокупность взрослых генеративных особей данного вида в определенных условиях произрастания, обладающих своеобразным обликом, включая надземные и подземные органы.

Им выделены 4 отдела жизненных форм:

1. Отдел А. Древесные растения. Включает 3 типа: деревья, кустарники, кустарнички.

2. Отдел Б. Полудревесные растения. Включает 2 типа - полукустарники и полукустарнички.

3. Отдел В. Наземные травы. Включает 2 типа: поликарпические и монокарпические травы.

4. Отдел Г. Водные травы. Включает 2 типа: земноводные травы, плавающие и подводные травы.

Рассмотрим положение конкретных растений в системе жизненных форм И. Г. Серебрякова.

Липа сердцевидная относится к отделу древесных растений, классу кронообразующих с полностью одревесневшими удлиненными побегами, подклассу наземных, группе с подземными корнями, подгруппе прямостоячих, секции одноствольных (лесного типа), к листопадным деревьям.

Земляника лесная относится к отделу наземных трав, типу поликарпиков, классу травянистых поликарпиков с ассимилирующими побегами несуккулентного типа, подклассу столонообразующих и ползучих, группе столонообразующих, подгруппе наземностолонных. Собственную жизненную форму земляники лесной можно характеризовать как короткокорневищное кистекорневое растение с розеточными побегами и надземными столонами.

И. Г. Серебряков отмечал недоработанность и незавершенность своей классификации вследствие слабой изученности жизненных форм растений разных сообществ, особенно дождевых тропических лесов. Габитус тропических деревьев определяется зачастую не только характером стволов и крон, но и корневыми системами, поэтому последние служат важным признаком при классификации жизненных форм деревьев. Травянистые растения имеют более короткую длительность надземных осей, разнообразные ритмы сезонного развития, разный характер надземных и подземных органов. Они часто вегетативно подвижны, обладают большой семенной продуктивностью, лучше деревьев приспособлены к освоению самых разнообразных местообитаний, иногда в очень суровых условиях. Поэтому разнообразие жизненных форм у наземных травянистых растений необыкновенно велико.

Разнообразие и изменчивость жизненных форм растений.

И. Г. Серебряков наметил параллельные ряды жизненных форм покрытосеменных растений и предполагаемые связи между ними (рис. 2). В сходных условиях как среди древесных, так и травянистых растений конвергентно возникли лиановидные, подушковидные, стелющиеся и суккулентные формы. Например, подушковидные формы древесные и травянистые часто встречаются в условиях хорошего освещения, но при низких температурах воздуха и почвы, при крайней сухости почвы и низкой влажности воздуха, при частых и сильных ветрах. Они обычны в высокогорьях, тундрах, пустынях, на субантарктических островах и в других местах с подобным комплексом условий.

Рис. 2. Параллельные ряды жизненных форм покрытосеменных растений и их предполагаемые связи (по И. Г. Серебрякову, 1955)

Сходные жизненные формы возникли конвергентно в разных систематических группах. Например, в условиях аридного климата пустынь одна и та же жизненная форма стеблевых суккулентов у кактусов в Америке, у молочаев и стапелий в Африке. Одну жизненную форму могут иметь как близкородственные виды (например, у манжеток), так и виды из разных семейств. К жизненной форме рыхлокустовых дерновинных поликарпиков с мочковатой корневой системой можно отнести овсяницу луговую и тимофеевку луговую (злаки), ожику волосистую (ситниковые), осоку заячью (осоковые) и т. д.

В то же время один вид может иметь разные жизненные формы. Смена жизненных форм происходит у большинства растений в онтогенезе, так как по мере роста и развития габитус меняется иногда весьма существенно. У трав стержневая корневая система часто сменяется мочковатой, розеточные побеги - полурозеточными, каудекс из одноглавого превращается в многоглавый и т. д. Иногда габитус растения закономерно меняется по сезонам. У мать-и-мачехи и медуницы неясной весной от корневищ отходят удлиненные, с небольшими листьями генеративные побеги.

В конце мая - начале июня после плодоношения они отмирают, а из почек на корневищах у этих же особей вырастают укороченные розеточные вегетативные побеги с крупными листьями, фотосинтезирующими до осени. У безвременника великолепного каждую осень генеративное растение представлено клубнелуковицей и отходящим от нее цветком, а весной - олиственным побегом, на верхушке которого созревает плод коробочка. В подобных случаях можно говорить о пульсирующих жизненных формах.

Жизненная форма вида может меняться в пределах ареала в разных географических и экологических условиях. Многие виды деревьев на границах ареала образуют кустарниковые, нередко стелющиеся формы, например, ель обыкновенная на Крайнем Севере, ель сибирская на Южном Урале и в Хибинах.

Отдельные виды деревьев представлены разными жизненными формами в одних и тех же географических районах и даже в одних и тех же фитоценозах (рис. 3).

Например, липа может быть представлена в фитоценозах:

1) одноствольным деревом;

2) порослеобразующим деревом;

3) немногоствольным деревом с 2-3 стволами;

4) многоствольным деревом - так называемое дерево-куст;

5) куртинообразующим деревом;

6) торчками одноствольными;

7) торчками многоствольными;

8) факультативным стлаником.

В центре ареала в оптимальных условиях - на Украине, в Тульской и Пензенской областях преобладают компактные жизненные формы липы, близ северо-восточной границы на Среднем Урале - стланиковые. Деревья-кусты появляются после рубки одноствольных деревьев и при повреждении главной оси морозами, вредителями. Факультативный стланик входит в подлесок, приурочен обычно к сильно затененным участкам, склонам и днищам оврагов. При улучшении световой обстановки стланик может перейти в кустовидную форму или стать куртинообразующим деревом. Куртина - это заросль, образовавшаяся из одного растения. Торчки - это угнетенные низкорослые растения, выросшие при недостатке света и влаги. У молодых растений отмирают верхушки лидирующих побегов, а затем и боковых. Прожив в таком состоянии 20-30 лет, торчки могут отмереть, так и не выйдя из травяного яруса, если условия освещения улучшаются, торчки могут образовать порослевые деревья.

Другие деревья - ильм, клен, граб, черемуха и некоторые кустарники - бересклеты, жимолость, свидина, лещина и другие, также имеют широкий спектр жизненных форм. В лесах Дальнего Востока лимонник китайский в разных экологических условиях растет то как лиана, то как наземный кустарник. У травянистых растений тоже часто наблюдается внутривидовое разнообразие жизненных форм.

Рис.3. Варианты жизненной формы у липы сердцевидной (по А. А. Чистяковой, 1978):

1 - одноствольное дерево; 2 - порослеобразующее дерево; 3 - немногоствольное; 4 - многоствольное; 5 - куртинообразующее дерево; 6 - одноствольный торчок; 7 - многоствольный торчок; 8 - факультативный стланик

Экологические группы растений по отношению к воде

Гидатофиты - это водные растения, целиком или почти целиком погруженные в воду. Среди них - цветковые, которые вторично перешли к водному образу жизни (элодея, рдесты, водяные лютики, валлиснерия, уруть и др.). Вынутые из воды, эти растения быстро высыхают и погибают. У них редуцированы устьица и нет кутикулы. Транспирация у таких растений отсутствует, а вода выделяется через особые клетки - гидатоды.

Рис. 4. Поперечный срез стебля урути Myriophyllum verticillatum (по Т. К. Горышиной, 1979)

Листовые пластинки у гидатофитов, как правило, тонкие, без дифференцировки мезофилла, часто рассеченные, что способствует более полному использованию ослабленного в воде солнечного света и усвоению СО 2 . Нередко выражена разнолистность - гетерофиллия; у многих видов есть плавающие листья, имеющие световую структуру. Поддерживаемые водой побеги часто не имеют механических тканей, в них хорошо развита аэренхима (рис. 4).

Корневая система цветковых гидатофитов сильно редуцирована, иногда отсутствует совсем или утратила свои основные функции (у рясок). Поглощение воды и минеральных солей происходит всей поверхностью тела. Цветоносные побеги, как правило, выносят цветки над водой (реже опыление совершается в воде), а после опыления побеги снова могут погружаться, и созревание плодов происходит под водой (валлиснерия, элодея, рдесты и др.).

Гидрофиты - это растения наземно-водные, частично погруженные в воду, растущие по берегам водоемов, на мелководьях, на болотах. Встречаются в районах с самыми разными климатическими условиями. К ним можно отнести тростник обыкновенный, частуху подорожниковую, вахту трехлистную, калужницу болотную и другие виды. У них лучше, чем у гидатофитов, развиты проводящие и механические ткани. Хорошо выражена аэренхима. В аридных районах при сильной инсоляции их листья имеют световую структуру. У гидрофитов есть эпидерма с устьицами, интенсивность транспирации очень высока, и они могут расти только при постоянном интенсивном поглощении воды.

Гигрофиты - наземные растения, живущие в условиях повышенной влажности воздуха и часто на влажных почвах. Среди них различают теневые и световые. Теневые гигрофиты - это растения нижних ярусов сырых лесов в разных климатических зонах (недотрога, цирцея альпийская, бодяк огородный, многие тропические травы и т. п.). Из-за высокой влажности воздуха у них может быть затруднена транспирация, поэтому для улучшения водного обмена на листьях развиваются гидатоды, или водяные устьица, выделяющие капельно-жидкую воду. Листья часто тонкие, с теневой структурой, со слабо развитой кутикулой, содержат много свободной и малосвязанной воды. Обводненность тканей достигает 80 % и более. При наступлении даже непродолжительной и несильной засухи в тканях создается отрицательный водный баланс, растения завядают и могут погибнуть.

К световым гигрофитам относятся виды открытых местообитаний, растущие на постоянно влажных почвах и во влажном воздухе (папирус, рис, сердечники, подмаренник болотный, росянка и др.). Переходные группы - мезогигрофиты и гигромезофиты.

Мезофиты могут переносить непродолжительную и не очень сильную засуху. Это растения, произрастающие при среднем увлажнении, умеренно теплом режиме и достаточно хорошей обеспеченности минеральным питанием. К мезофитам можно отнести вечнозеленые деревья верхних ярусов тропических лесов, листопадные деревья саванн, древесные породы влажных вечнозеленых субтропических лесов, летнезеленые лиственные породы лесов умеренного пояса, кустарники подлеска, травянистые растения дубравного широкотравья, растения заливных и не слишком сухих суходольных лугов, пустынные эфемеры и эфемероиды, многие сорные и большинство культурных растений. Из приведенного перечня видно, что группа мезофитов очень обширна и неоднородна. По способности регулировать свой водный обмен одни приближаются к гигрофитам (мезогигрофиты), другие - к засухоустойчивым формам (мезоксерофиты).

Ксерофиты растут в местах с недостаточным увлажнением и имеют приспособления, позволяющие добывать воду при ее недостатке, ограничивать испарение воды или запасать ее на время засухи. Ксерофиты лучше, чем все другие растения, способны регулировать водный обмен, поэтому и во время продолжительной засухи остаются в активном состоянии. Это растения пустынь, степей, жестколистных вечнозеленых лесов и кустарниковых зарослей, песчаных дюн.

Ксерофиты подразделяются на два основных типа: суккуленты и склерофиты

Суккуленты - сочные растения с сильно развитой водозапасающей паренхимой в разных органах. Стеблевые суккуленты - кактусы, стапелии, кактусовидные молочаи; листовые суккуленты - алоэ, агавы, мезембриантемумы, молодило, очитки; корневые суккуленты - аспарагус. В пустынях Центральной Америки и Южной Африки суккуленты могут определять облик ландшафта.

Листья, а в случае их редукции стебли суккулентов имеют толстую кутикулу, часто мощный восковой налет или густое опушение. Устьица погруженные, открываются в щель, где задерживаются водяные пары.

Днем они закрыты. Это помогает суккулентам сберегать накопленную влагу, но зато ухудшает газообмен, затрудняет поступление СО 2 внутрь растения. Поэтому многие суккуленты из семейств лилейных, бромелиевых, кактусовых, толстянковых ночью при открытых устьицах поглощают СО 2 , который только на следующий день перерабатывают в процессе фотосинтеза. Поглощенный СО 2 переводится в малат. Кроме того, при дыхании ночью углеводы разлагаются не до углекислого газа, а до органических кислот, которые отводятся в клеточный сок.

Днем на свету малат и другие органические кислоты расщепляются с выделением СО 2 , который используется в процессе фотосинтеза. Таким образом, крупные вакуоли с клеточным соком запасают не только воду, но и СО 2 . Так как у суккулентов ночная фиксация углекислоты и переработка ее днем в ходе фотосинтеза разделены во времени, они обеспечивают себя углеродом, не подвергаясь риску чрезмерной потери воды, но масштабы поступления углекислого газа при таком способе невелики, и растут суккуленты медленно.

Осмотическое давление клеточного сока суккулентов мало - всего 3 · 10 5 - 8 · 10 5 Па (3-8 атм), они развивают небольшую сосущую силу и способны всасывать воду лишь атмосферных осадков, просочившихся в верхний слой почвы. Корневая система их неглубокая, но сильно распростертая, что особенно характерно для кактусов.

Склерофиты - это растения, наоборот, сухие на вид, часто с узкими и мелкими листьями, иногда свернутыми в трубочку. Листья могут быть также рассеченными, покрытыми волосками или восковым налетом. Хорошо развита склеренхима, поэтому растения без вредных последствий могут терять до 25 % влаги не завядая. В клетках преобладает связанная вода. Сосущая сила корней до нескольких десятков атмосфер, что позволяет успешно добывать воду из почвы. При недостатке воды резко снижают транспирацию. Склерофиты можно подразделить на две группы: эуксерофитов и стипаксерофитов.

К эуксерофитам относятся многие степные растения с розеточными и полурозеточными, сильно опушенными побегами, полукустарнички, некоторые злаки, полынь холодная, эдельвейс эдельвейсовидный и др. Наибольшую биомассу эти растения создают в период, благоприятный для вегетации, а в жару уровень обменных процессов у них очень низок.

Стипаксерофиты - это группа узколистных дерновинных злаков (ковыли, тонконоги, типчак и др.). Характеризуются низкой транспирацией в засушливый период и могут переносить особенно сильное обезвоживание тканей. Свернутые в трубочку листья имеют внутри влажную камеру. Транспирация идет через погруженные в бороздки устьица внутрь этой камеры, что снижает потери влаги.

Кроме названных экологических групп растений, выделяют еще целый ряд смешанных или промежуточных типов.

Различные пути регуляции водообмена позволили растениям заселить самые различные по экологическим условиям участки суши. Многообразие приспособлений лежит, таким образом, в основе распространения растений по поверхности земли, где дефицит влаги является одной из главных проблем экологических адаптаций.

Температурные границы существования видов

В среднем активная жизнедеятельность организмов требует довольно узкого диапазона температур, ограниченного критическими порогами замерзания воды и тепловой денатурации белков, примерно в пределах от 0 до +50 °C. Границы оптимальных температур соответственно должны быть еще более узкими. Однако реально эти границы преодолеваются в природе у многих видов за счет специфических адаптаций. Существуют экологические группы организмов, оптимум которых сдвинут в сторону низких или высоких температур.

Криофилы - виды, предпочитающие холод и специализированные к жизни в этих условиях. Свыше 80 % земной биосферы относится к постоянно холодным областям с температурой ниже +5 °C - это глубины Мирового океана, арктические и антарктические пустыни, тундры, высокогорья. Обитающие здесь виды обладают повышенной холодостойкостью. Основные механизмы этих адаптаций биохимические. Ферменты холодолюбивых организмов обладают такими особенностями строения, которые позволяют им эффективно понижать энергию активации молекул и поддерживать клеточный метаболизм при температурах, близких к 0 °C. Большую роль играют также механизмы, предотвращающие образование льда внутри клеток. При этом реализуются два основных пути - противостояние замерзанию (резистентность) и устойчивость к замерзанию (толерантность).

Биохимический путь противостояния замерзанию - накопление в клетках макромолекулярных веществ - антифризов, которые понижают точку замерзания жидкостей тела и препятствуют образованию кристаллов льда в организме. Такого типа холодовые адаптации обнаружены, например, у антарктических рыб семейства нототениевых, которые живут при температуре тела -1,86 °C, плавая под поверхностью сплошного льда в воде с такою же температурой. Мелкая тресковая рыба сайка в Северном Ледовитом океане плавает в водах с температурой не выше +5 °C, а нерестится зимой в переохлажденных водах у побережья. Глубоководные рыбы в приполярных районах все время находятся в переохлажденном состоянии.

Предельная температура, при которой еще возможна активность клеток, зафиксирована у микроорганизмов. В холодильных камерах мясные продукты могут быть испорчены за счет деятельности бактерий при температурах до -10-12 °C. Ниже этих температур роста и развития одноклеточных организмов не происходит.

Другой путь холодостойкости - выносливость к замерзанию - связан с временным прекращением активного состояния (гипобиозом или криптобиозом).

Образование кристалликов льда внутри клеток необратимо нарушает их ультраструктуру и приводит к гибели. Но многие криофилы способны переносить образование льда во внеклеточных жидкостях. Этот процесс приводит к частичной дегидратации клеток, что повышает их устойчивость. У насекомых накопление защитных органических веществ, таких как глицерин, сорбит, маннит и других, препятствует кристаллизации внутриклеточных растворов и позволяет переживать критические морозные периоды в состоянии оцепенения.

Так, жуки-жужелицы в тундрах выдерживают переохлаждение до -35 °C, накапливая к зиме до 25 % глицерина и снижая содержание воды в теле с 65 до 54 %. Летом глицерин в их теле не обнаруживается. Некоторые насекомые выдерживают зимой до -47 и даже -50 °C с замерзанием внеклеточной, но не внутриклеточной влаги. Морские обитатели практически не сталкиваются с температурами ниже -2 °C, но беспозвоночные приливно-отливной зоны (моллюски, усоногие раки и др.) зимой во время отлива переносят замерзание до - (15-20) °С. Клетки под микроскопом выглядят сморщенными, но кристаллов льда в них не обнаруживается. Устойчивость к замерзанию может проявляться и у эвритермных видов, оптимальные температуры развития которых далеки от 0 °C.

Термофилы - это экологическая группа видов, оптимум жизнедеятельности которых приурочен к области высоких температур. Термофилией отличаются многие представители микроорганизмов, растений и животных, встречающихся в горячих источниках, на поверхности прогреваемых почв, в разлагающихся органических остатках при их саморазогревании и т. п.

Верхние температурные пределы активной жизни отличаются у разных групп организмов. Наиболее устойчивы бактерии. У одного из видов архебактерий, распространенных на глубинах вокруг термальных источников («курильщиков»), экспериментально обнаружена способность к росту и делению клеток при температурах, превышающих +110 °C. Некоторые бактерии, окисляющие серу, как, например, Sulfolobus acidocaldarius, размножаются при +(85-90)°С. Обнаружена даже способность ряда видов расти в практически кипящей воде. Естественно, не все бактерии активны при столь высоких температурах, но разнообразие таких видов достаточно велико.

Верхние температурные пороги развития цианобактерий (сине-зеленых водорослей) и других фотосинтезирующих прокариот лежат в более низких пределах от +70 до +73 °C. Термофилы, растущие при +(60-75) °С, есть как среди аэробных, так и анаэробных бактерий, спорообразующих, молочнокислых, актиномицетов, метанообразующих и др. В неактивном состоянии спорообразующие бактерии выдерживают до +200 °C в течение десятков минут, что демонстрирует режим стерилизации предметов в автоклавах.

Термостабильность белков бактерий создается за счет значительного числа малых изменений в их первичной структуре и добавочных слабых связей, определяющих укладку молекул. В транспортных и рибосомных РНК термофилов повышено содержание гуанина и цитозина. Эта пара оснований более термостабильна, чем пара аденин - урацил.

Таким образом, выход температурной устойчивости за пределы средней нормы происходит в основном за счет биохимических адаптаций.

Среди эукариотных организмов - грибов, простейших, растений и животных - также существуют термофилы, но уровень их толерантности к высокой температуре ниже, чем у бактерий. Пределы роста грибного мицелия составляют +(60-62) °С. Известны десятки видов, способных быть активными при +50 °C и выше в таких местообитаниях, как компосты, стога сена, хранящееся зерно, прогреваемая почва, свалки и т. п. Простейшие - амебы и инфузории, одноклеточные водоросли могут размножаться до температуры в +(54-56) °С Высшие растения могут переносить краткосрочные нагревания до +(50-60) °С, но активный фотосинтез даже у пустынных видов тормозится температурами, превышающими +40 °C.

Так, в клетках суданской травы при +48 °C движение цитоплазмы останавливается уже через 5 мин. Критические температуры тела некоторых животных, например пустынных ящериц, могут достигать +(48-49) °С, но для большинства видов температуры тела, превышающие +(43-44) °С, несовместимы с жизнью из-за рассогласования физиологических процессов и коагуляции белка коллагена. Таким образом, с усложнением организации живых существ способность их быть активными при высоких температурах понижается.

Узкая специализация и латентные состояния намного раздвигают границы жизни по отношению к отдельным факторам среды. Если средние температурные пределы активности организмов характеризуются диапазоном от 0 до +(40-45) °С, то специализированные виды (криофилы и термофилы) расширяют его более чем вдвое (от -10 до примерно +110 °C), а в состоянии криптобиоза и анабиоза некоторые формы жизни способны выдерживать температуры, близкие к абсолютному нулю или намного превышающие точку кипения виды.

В 2014 г. исполнилось 100 лет со дня рождения известного ботаника-морфолога Ивана Григорьевича Серебрякова - автора монографий «Морфология вегетативных органов высших растений» (1952) и «Экологическая морфология. Жизненные формы покрытосеменных и хвойных» (1962). Его работы вывели изучение ритмов сезонного развития и жизненных форм растений на новый уровень и заставили исследователей по-новому взглянуть на живое растение в природе. В значительной степени благодаря работам И.Г. Серебрякова область науки, изучающая жизненные формы организмов, оформилась как самостоятельная дисциплина - биоморфология.

Иван Григорьевич Серебряков родился 7 сентября 1914г. в селе Черная слобода близ города Шацка нынешней Рязанской области. От отца - потомственного сельского кузнеца, мастера своего дела и незаурядной личности он перенял не только умение трудиться, но и тягу к знаниям и общей культуре. Путь Ивана в науку начался в неполные 6 лет, когда он вместе с 8-летней старшей сестрой поступил в первый класс сельской школы. Несмотря на разницу в возрасте, он учился лучше всех. После окончания семилетки и Шацкого педагогического техникума он в возрасте семнадцати лет вернулся в свою школу - учителем биологии и химии. Четыре года работы в школе выявили у Ивана Григорьевича как задатки естествоиспытателя - любовь к природе и стремление ее познать, так и педагогические наклонности: он организовал кружок юных натуралистов, создал гербарий и живой уголок, водил учеников на экскурсии по окрестностям Шацка.

Необходимость продолжить образование была очевидна. Работая в школе, Иван Григорьевич (что естественно для молодого провинциального учителя) поступает на заочное отделение Московского педагогического института. Перед студентом-заочником открылись новые горизонты: он понял, что его призвание - наука, и уже на следующий год (в 1935 году) перешел на первый курс биофака МГУ. Там он учится одновременно на кафедре геоботаники у проф. В.В.Алехина и на кафедре физиологии растений у проф. Д.А.Сабинина. Со второго курса он начинает заниматься научной работой - включается в изучение ритма сезонного развития растений Подмосковья, на старших курсах ездит в экспедиции на Тянь-Шань, где собирает материал для диплома. Реализуются и педагогические наклонности Ивана Григорьевича - он талантливо ведет студенческий кружок, водит экскурсии в природу, занимается общественной работой.

Весной 1941 года И.Г. Серебряков блестяще защищает диплом, В.В.Алехин рекомендует его в аспирантуру - сразу на II курс. Начавшаяся Великая Отечественная война изменила все. Из-за тяжелой болезни сердца Иван Григорьевич не подлежал мобилизации. Несмотря на это, он вступает в народное ополчение, где назначается командиром взвода, но и оттуда его демобилизуют по болезни. Он возвращается в университет и в ноябре 1941 г. поступает в Ботанический сад МГУ на должность старшего научного сотрудника. В 1942 г. Иван Григорьевич женится на студентке III курса каф. геоботаники Тане Запориной, которую современные ботаники знают как Татьяну Ивановну Серебрякову. Татьяна Ивановна становится для него спутницей жизни, другом, единомышленником-оппонентом и опорой во всех замыслах и делах.

В январе 1943 г. (уже через полтора года после окончания МГУ) И.Г. Серебряков защищает диссертацию, а в 1945 г. на ее материале публикует монографию «Биология тяньшаньской ели и типы ее насаждений в Заилийском и Кунгей-Алатау». В том же 1943 году он начинает читать студентам-ботаникам биофака МГУ лекционный курс «Морфология вегетативных органов высших растений». Основным предметом научных интересов Ивана Григорьевича было живое и целостное растение и его жизнь в природе; его он стремился сделать объектом научного исследования (недаром он говорил о «биологическом направлении» своих работ). Растение он воспринимал как явление динамическое, изменяющееся во времени, и за растительной формой видел процесс ее становления. Ивана Григорьевича интересуют в жизни растения механизмы воздействия среды на организм и их результаты - соотношение «внешних и внутрених факторов», а также взаимосвязь явлений, протекающих на разных уровнях организации растения - от физиологических процессов до явлений фитоценотического и флорогенетического характера. Это отразилось в разнообразии тематики ранних (40-х - начала 50-х годов) работ И.Г. Серебрякова: от чисто геоботанических, эколого-биологических, морфологических статей до работ, находящихся на стыке аутэкологии, физиологии, анатомии, морфологии. Примечательно, что физиологические проблемы автор нередко решает морфологическими методами, причем собственного изобретения. Объекты же - всегда живые растения в природных условиях.

Работа в контакте с крупным ученым-морфологом К.И. Мейером (в 40-х годах он был директором Ботанического сада МГУ) приобщила И.Г. Серебрякова к углубленным занятиям морфологией и, по собственному признанию, сделала его морфологом. Как можно понять, он осознал, что основу для познания жизни растения в природе дает именно морфология, поскольку весь комплекс жизненных явлений - как ход внутренних процессов, так и реакция на воздействие экологических факторов - проявляется у растений на морфологическом уровне: форму растения с этой точки зрения можно рассматривать как интегральный результат и внешнее выражение воздействия на растение как условий внешней среды, так и физиологических процессов, проходящих в растительном организме. Можно предполагать, что выработке этих взглядов способствовало и изучение ритмов сезонного развития растений - занимаясь этим, Иван Григорьевич продолжает традиции В.В.Алехина и А.В.Кожевникова. Исследование ритма И.Г.Серебряков поставил на морфологическую основу: детально прослеживалось развитие всех органов растения, включая внутрипочечную фазу. Разработанная методика позволяла зримо и наглядно наблюдать в морфологических проявлениях сам процесс жизни растения на фоне ритмически изменяющихся условий внешней среды. При этом наблюдения проводились за всеми видами исследуемого фитоценоза - ритм сезонного развития растений становился характеристикой фитоценоза и при достаточном охвате материала должен был пролить свет на историю растительного покрова: как можно понять, это была важная стратегическая задача ритмологических исследований Ивана Григорьевича. По итогам первых работ этого направления он в 1947 г. публикует программную статью, где формулирует стратегические задачи исследования, описывает методику, подводит первые итоги сделанного и намечает пути дальнейших исследований вплоть до написания итоговой монографии. Так, помимо всего прочего, вырабатывается стратегия научного поиска - работая в Ботаническом саду МГУ, И.Г.Серебряков становится зрелым исследователем.

С 1945 года Иван Григорьевич начинает ежегодно ездить в научные командировки - преимущественно в места с суровым климатом, где воздействие экологических условий на ритм сезонного развития растений проявляется наиболее наглядно. В 1948 году, когда он был в экспедиции на Приполярном Урале, в Москве прошла так называемая Августовская сессия ВАСХНИЛ, после которой супругов Серебряковых (наряду со многими другими людьми) без видимых причин уволили с работы. Однако вскоре после возвращения из экспедиции И.Г.Серебрякова приглашают на работу в городской пединститут им. В.П.Потемкина, где ему уже через год предлагают заведовать кафедрой. При этом он, несмотря на увольнение из ботанического сада, продолжает читать лекции на биофаке МГУ.

На новом месте И.Г. Серебряков в полной мере проявил не только таланты ученого-исследователя, педагога, организатора, но и свои человеческие качества. Под его руководством кафедра стала дружным, работоспособным коллективом. Иван Григорьевич умел заинтересовать коллег и студентов и привлечь их к участию в исследованиях, которые проводил сам. Он водил студентов и коллег на экскурсии, руководил студенческим кружком. Тесное общение со студентами (как потемкинцами, так и ботаниками МГУ) - на лекциях, экскурсиях, занятиях кружка, полевой практике не только развивало и духовно обогащало студентов, но и давало возможность Ивану Григорьевичу выявить среди них способных, любознательных и преданных науке людей. Многие из них потом приходили к нему в аспирантуру. Иван Григорьевич умел четко, доступно и содержательно сформулировать стратегическую цель исследования и в то же время поставить перед человеком понятные и конкретные задачи. В их выполнении он предоставлял большую свободу, но был очень требователен к точности и добросовестности исполнения. Обучая других, он учился и рос сам; по впечатлениям окружающих, таким он оставался до конца жизни. К сотрудникам и ученикам (независимо от ранга) он относился как к коллегам, выполняющим наравне с ним общее дело. Как можно понять, это не было отработанным педагогическим приемом, а шло от его человеческой сущности. Яркая личность Ивана Григорьевича, его талант и увлеченность наукой привлекали людей. К нему тянулась молодежь. Его ученики из студентов становились аспирантами, кандидатами (а некоторые впоследствии и докторами) наук, доцентами - учеными и педагогами, но при этом оставались «серебряковцами».

Опираясь на своих добровольных помощников, И.Г.Серебряков продолжал развивать созданные им научные направления. Продолжается изучение ритма сезонного развития растений в разных природных зонах: аспиранты Ивана Григорьевича работают на пойменных лугах Северной Двины и Нижнего Дона, в луговой степи под Курском, в полупустынях Прикаспия, в горах Тянь-Шаня. Аспирантов, работающих «в поле», он всегда посещал - чтобы во всем разобраться на месте, проконтролировать и помочь советом.

Событием стало появление в 1952 г. книги «Морфология вегетативных органов высших растений». На долгое время она становится наиболее часто цитируемым источником для этой области ботаники. Книга содержит огромный, преимущественно оригинальный, фактический материал и демонстрирует новый («биологический») подход к растению как объекту исследования - для автора это живой целостный организм, часть природы. Растение он органически воспринимал как явление динамическое, сама морфология растений для него - это наука о процессах формообразования у растений в их онтогенезе и филогенезе, т.е. динамическая морфология растений. При этом автор осмысливает растение как систему однотипных взаимосвязанных элементов структуры, повторяющихся в пространстве и во времени: таким образом, он применяет системный подход к растению и его частям (для морфологии растений это впервые). В результате для многих поколений ботаников «Морфология вегетативных органов» стала учебником научного мышления. Материал ее лег в основу докторской диссертации, которую И.Г.Серебряков защитил в 1953 году. Одновременно он еще и руководил объединенной ботанико-зоологической практикой студентов-биологов МГУ (около 250 человек), на которой к тому же вел занятия как рядовой преподаватель.

Начало 50-х годов ХХ века было временем расцвета творческой деятельности И.Г.Серебрякова. От рассмотрения частей («вегетативных органов») он переходит к изучению целостного растения - его жизненной формы: это логическое продолжение его предыдущих работ. Обычно, начиная работу над новой проблемой, Иван Григорьевич одновременно разрабатывал неоходимый для этого методический аппарат, а результаты опубликовывал в печати - как правило, сначала в программной статье. Так было и теперь. Методы, подходы к познанию жизненных форм у него уже были - это изучение онтогенеза посредством структурного анализа вегетативного тела растения (онтогенетический метод). Уже в 1954 году выходят 5 статей по этой тематике. 4 из них посвящены конкретным жизненным формам (деревья, стланики, кустарники), а программная статья «Биолого-морфологический и филогенетический анализ жизненных форм покрытосеменных» представляет собой зачаток будущей монографии. Помимо всего остального, там обсужден вопрос об эволюции жизненных форм и дана общая картина их эволюционного развития от древесных форм к травянистым во внетропических зонах Северного полушария.

1954 год был важным в жизни И.Г.Серебрякова. Он в составе делегации советских ботаников принял участие в работе VIII Международного ботанического конгресса в Париже, где успешно выступил с докладом «Ритмы сезонного развития растений от арктических тундр до пустынь Средней Азии», обобщавшим его многолетнюю работу по этой тематике. Из предложенных оргкомитетом для участников конгресса экскурсионных программ он выбрал две - Пиренеи и экваториальную Африку. Ехать в тропики ему было противопоказано с медицинской точки зрения, но отказаться от возможности их посетить он был не способен, хотя знал, что тяжело болен. В этом же году он побывал в пустыне Каракум (в апреле) и в Крыму - в конце лета, в самую жару. Это показывает, до какой степени он не берег себя, когда дело касалось науки.

Путешествие в тропики, по-видимому, заставило Ивана Григорьевича многое пересмотреть. В 1955 году он публикует более полную схему эволюционных отношений основных жизненных форм растений в глобальных масштабах. Схема предусматривает возможность параллельной эволюции жизненных форм в разных географических условиях и на разной морфологической основе, их взаимных переходов и явления конвергенции. Иван Григорьевич также осознает, что эволюция жизненных форм - это составная часть эволюции таксонов, и понять ее можно, изучая жизненные формы в конкретных таксонах низкого ранга.

Летом 1955 года супруги Серебряковы едут в Хибины, где осматривают коллекции Полярно-Альпийского ботанического сада и наблюдают дикорастущие растения тундры и лесотундры. А в марте 1956 года (Ивану Григорьевичу 41 год) у него резко обостряется болезнь сердца и происходит тяжелый инсульт с левосторонним параличом. Это была катастрофа.

Вопреки предсказаниям врачей, Иван Григорьевич не только выжил, но и смог вернуться к научной деятельности. Это потребовало от него огромного мужества и колоссальных усилий - физических, умственных и душевных. Особо важной для него была помощь и моральная поддержка Татьяны Ивановны, на которую в ее 33 года легло все - от ухода за больным до руководства его аспирантами. Уже осенью 1956 года И.Г.Серебряков вернулся к работе в Потемкинском пединституте, хотя совместительство в МГУ ему пришлось оставить. Летом 1957 года он вместе с Татьяной Ивановной (теперь она сопровождает его всюду) побывал в Центрально-Черноземном заповеднике, где они собрали материал по древесным жизненным формам лесостепной зоны. Работоспособность Ивана Григорьевича частично восстановилась - он читает лекции, руководит аспирантами, но главное - продолжает работу над монографией «Экологическая морфология растений. Жизненные формы покрытосеменных и хвойных», которая вышла из печати в 1962 году, хотя, судя по предисловию, была завершена еще во второй половине 1959 года. Для Ивана Григорьевича в его состоянии это было подвигом. Несомненно также, что огромное участие в создании и публикации этой книги приняла Татьяна Ивановна - это отмечает в предисловии и сам Иван Григорьевич.

В монографии представлены основы нового направления ботаники - учения о жизненных формах, названного позже биоморфологией. В книге детально рассмотрено и уточнено понятие «жизненная форма» в эколого-морфологическом аспекте. Показано влияние экологических факторов на ростовые процессы растений (интенсивность, направление и длительность роста, продолжительность жизни побегов, корней, листьев и т.д.), что определяет внешний облик - жизненную форму растений. Прослежены онтогенетические изменения жизненных форм, сопоставление которых позволяет судить об эволюционных перестройках жизненных форм в конкретных таксонах. Разработана оригинальная классификация жизненных форм, отражающая не только их разнообразие, но и пути их эволюционных изменений в разных климатических условиях. По мнению автора, ведущим признаком жизненных форм для древесных растений является продолжительность жизни их скелетных осей, а для травянистых - общая продолжительность жизни растения.

1960 год внес в жизнь супругов Серебряковых большие изменения: постановлением Правительства были объединены московские пединституты - государственный им. Ленина и городской им. Потемкина. Заведующим объединенной кафедрой ботаники стал проф. А.А.Уранов, а И.Г.Серебряков занял должность профессора. Объединение кафедр было процессом нелегким; ему помогло то. что научные направления, возглавляемые А.А.Урановым и И.Г.Серебряковым, взаимно дополняли друг друга. Методы морфологического анализа растений, разработанные И.Г.Серебряковым, были использованы фитоценотической школой А.А.Уранова для разработки единой шкалы возрастной периодизации онтогенеза растений. Эта шкала широко используется в популяционной экологии и демографии растений. В результате кафедра ботаники МГПИ им. Ленина и возникшая при ней в 1963 году Проблемная биологическая лаборатория превратились в крупный научный центр.

В МГПИ в новых условиях И.Г.Серебряков, несмотря на ухудшающееся здоровье, продолжает выполнять преподавательские обязанности (читает лекции, руководит аспирантами) и развивать созданные им научные направления. Его аспиранты изучают ритмы сезонного развития растений в разных климатических районах СССР: в сухих субтропиках южного побережья Крыма (Н.Б.Белянина), во влажных субтропиках Аджарии (И.И.Андреева), в предгорных и горных полусаваннах Таджикистана (Е.И.Барабанов), хвойно-широколиственных лесах муссонного климата в Приморье Дальнего Востока (Б.П.Степанов). И.Г.Серебряков навещает некоторых аспирантов во время сбора полевого материала, но ухудшающееся здоровье вынуждает его это прекратить. Его последняя поездка - в Таджикистан - состоялась в 1964 году.

Итоговую монографию о ритмах сезонного развития растений Иван Григорьевич так и не успел написать. Этот пробел отчасти компенсирован обзором по этой теме, составленным Т.И.Серебряковой и опубликованным в научном сборнике «Проблемы экологической морфологии растений», 1976 г. Из публикаций самого И.Г.Серебрякова особенно важна статья о соотношении внешних и внутренних факторов в годичном ритме развития растений (1966 г.). Высказанная там мысль, что годичные ритмы обусловлены в первую очередь внутренними закономерностями морфогенеза на организменном уровне, впоследствии нашла подтверждение в концепции архитектурных моделей, разработанной новым поколением фитоморфологов (70-е - 80-е гг. ХХ столетия). Соответствие же ритмов сезонного развития климату вырабатывается в процессе естественного отбора исторически, через адаптации и динамические (обычно циклические) изменения состава популяции.

Продолжается и изучение жизненных форм. Ивана Григорьевича интересуют направления, эколого-фитоценотическая обусловленность и морфологические механизмы эволюционных перестроек жизненных форм в конкретных таксонах. Аспиранты Ивана Григорьевича изучают жизненные формы в родах Potentilla (Л.М.Шафранова), Rubus (И.В.Иванова), Hedysarum (Л.Е.Гатцук), Trigonella (А.И.Изотова), Artemisia (Л.Н.Дорохина), Astragalus (Т.Д.Михайлова). По этой тематике сам Иван Григорьевич успел опубликовать только небольшую статью. Две другие обобщающие работы в соавторстве с Т.И.Серебряковой вышли уже посмертно.

Осенью 1968 года Иван Григорьевич еще попытался читать лекционный курс, но это оказалось невозможным. Тем не менее, уже не выходя из дома, он работал до последних дней. 18 апреля 1969 г. И.Г.Серебряков скончался. Ему было всего 54 года. Похоронен Иван Григорьевич в Москве, на Химкинском кладбище.

Можно утверждать, что И.Г. Серебрякову удалось главное, к чему он стремился - сделать целостное живое растение в природе объектом научного исследования. Он осознал, что основу для этого дает морфология, поскольку весь комплекс жизненных явлений - как ход внутренних процессов, так и реакция на внешние воздействия - проявляется у растений на морфологическом уровне. Форма растения - это интегральный результат и внешнее выражение самого процесса жизни растения, который и интересовал Ивана Григорьевича. Воплощение и внешнее выражение жизни конкретного растительного организма - это его жизненная форма, изменяющаяся во времени в ходе онтогенеза. Поэтому, чтобы понять и изучить жизнь целостного растения в природе, И.Г. Серебряков применял онтогенетический метод, осуществляемый посредством структурного анализа - выделения и изучения последовательно возникающих в теле растения соподчиненных структурных единиц разного ранга (побегов - годичных, монокарпических, скелетных и их систем, в том числе парциальных кустов). Каждая такая единица возникает в результате ростового (морфогенетического) процесса и в силу этого является морфологическим воплощением и единицей биологического времени. Живое и целостное растение Иван Григорьевич одновременно представлял и как иерархическую систему соподчиненных ростовых единиц (непрерывно перестраивающуюся в ходе онтогенеза). В этом проявляется его системное мышление и системный подход к материалу - впервые в морфологии растений.

Осознав динамичность растительной формы, И.Г. Серебряков тем самым ввел в свои научные представления понятие о времени как о некой основополагающей категории «растительного бытия» и о его разномасштабности: в ритмологических исследованиях оно измеряется сезонами года, при изучении морфогенеза отдельных растений - периодами от дней и месяцев до лет, десятилетий и столетий. Но в обоих направлениях своих исследований (ритмологическом и изучении жизненных форм) И.Г. Серебряков с самого начала имеет в виду и эволюционный аспект - процессы, проходящие в масштабе исторического (в смысле истории Земли) времени.

Идеи, разработки и обобщения И.Г. Серебрякова способствовали тому, что изучение жизненных форм сначала растений, а потом и других групп организмов оформилось в самостоятельную область науки - биоморфологию. Разработанный И.Г. Серебряковым подход к живому растению имеет мировоззренческий характер и может служить одной из основ природоохранного воспитания.

Литература: личность И.Г. Серебрякова и его вклад в науку

РаботновТ.А. / Бюллетень МОИП. Отделение биологии. - 1970. - Т. LXXV (1). - С. 5-19 (с портретом и списком печатных работ И. Г. Серебрякова). Работнов Т. А. Памяти Ивана Григорьевича Серебрякова / Работнов Т. А., Соколова Н. П., Тихомиров В. Н. /

УрановА.А. Иван Григорьевич Серебряков и его вклад в развитие биоморфологии растений (к 3-й годовщине со дня смерти) / Уранов А. А., Степанов Б. П. // Ботанический журнал. - Т. 57. - 1972. - № 3. - С. 410-412.

ШафрановаЛ.М. Иван Григорьевич Серебряков - человек и ученый / Л. М. Шафранова. - М. : Прометей, 2004. - 48 с. : ил.

ШафрановаЛ. М. Иван Григорьевич Серебряков - человек и ученый (к 90-летию со дня рождения) / Л. М.Шафранова // Бюллетень МОИП. Отделение биологии. - 2004. - Т. 109 (4). - С. 65-70.

ГатцукЛ.Е. Роль структурно-биологического метода И.Г. Серебрякова в становлении биоморфологии как науки // Биоморфологические исследования в современной ботанике: материалы международной конф. «Биоморфолог. исследования в современной ботанике» (Владивосток, 18-21 сент. 2007 г.). - Владивосток: БСИ ДВО РАН, 2007. - С. 3-6.

ДорохинаЛ.Н. Ивану Григорьевичу Серебрякову - учителю, ученому, человеку (мои воспоминания и память сердца) // Биоморфологические исследования в современной ботанике: материалы международ. конф. «Биоморфологические исследования в современ. ботанике» (Владивосток, 18-21сент. 2007 г.). - Владивосток: БСИ ДВО РАН, 2007. - С. 6-9.

ШафрановаЛ.М. Биоморфология растений и ее влияние на развитие экологии / Шафранова Л. М., Гатцук Л. Е., Шорина Н. И. - М. : МПГУ, 2009. - 86 с. : ил.

ШафрановаЛ.М. Иван Григорьевич Серебряков: жизнь в фотографиях: к 100-летию со дня рождения [авт. текста, сост. Л.М. Шафранова; под общ. ред. В. П. Викторова]. - Москва, 2014. - 94 с. : ил.

ШафрановаЛ.М. И.Г. Серебряков: жизнь в науке и наука в жизни // Труды IХ международ. конф. по экологической морфологии растений, посвященной памяти И.Г. и Т.И. Серебряковых: к 100-летию со дня рождения И.Г. Серебрякова. Т. 1 - Москва: МПГУ, 2014. - С. 6 - 17.

Л.М. Шафранова
Московский педагогический университет, Москва

Каракумы. И.Г. Серебряков у цветущей Orobanchae

Африка. И.Г. Серебряков у дерева с досковидными корнями

И.Г. Серебряков на экскурсии с сотрудниками

Иван Григорьевич Серебряков (1914-1969) - советский ботаник, биоморфолог, эколог, профессор Московского университета, автор двух монографий по экологической морфологии растений.

Биография

Иван Григорьевич Серебряков родился в семье сельского кузнеца.

После завершения учёбы в семилетней школе он поступил в Шацкий педагогический техникум и, окончив его, четыре года работал в школе учителем биологии и химии. Ещё работая в школе, поступил на заочное отделение Московского педагогического института, а в 1935 году стал студентом биологического факультета Московского государственного университета. Иван Григорьевич учился параллельно на двух кафедрах - геоботаники, возглавляемой В. В. Алёхиным, и физиологии растений, которой руководил Д. А. Сабинин. На старших курсах в течение двух полевых сезонов выезжал на Тянь-Шань, где собрал обширный материал по биологии и фитоценологии ели Шренка (Picea schrenkiana Fisch. & C.A.Mey., 1842). Этот материал послужил основой не только для защиты диплома, но позднее и для кандидатской диссертации.

В июне 1941 года И. Г. Серебряков окончил университет и в ноябре этого же года начал работать старшим научным сотрудником Ботанического сада МГУ под непосредственным руководством крупного учёного-морфолога К. И. Мейера. Работая в Ботаническом саду, подготовил кандидатскую диссертацию и защитил её в 1943 году. Одновременно он вёл преподавательскую работу в университете на кафедре геоботаники, а с 1943 года читал спецкурс «Морфология вегетативных органов высших растений». С 1945 года Иван Григорьевич ежегодно выезжал в экспедиции, изучая жизнь растений в различных условиях их местообитания. Он побывал в Казахстане, Хибинах, на Приполярном Урале, Таймыре, в Стрелецкой степи под Курском, в поймах Оки, Северной Двины и Дона, полупустыне Каракум, на Тянь-Шане, в Крыму, на трассе лесозащитных полос Камышин - Сталинград - Черкесск. В 1948 году, после прошедшей августовской сессии ВАСХНИЛ, Ивана Григорьевича и его жену Татьяну Ивановну Серебрякову уволили из Ботанического сада МГУ с клеймом «вейсманистов-морганистов», хотя они не имели никакого отношения к генетике.

После увольнения из Ботанического сада МГУ И. Г. Серебряков работал преподавателем в Московском городском педагогическом институте им. Потёмкина, где вскоре возглавил кафедру ботаники. Одновременно с работой в пединституте он продолжал преподавать и в Московском университете, читая студентам-ботаникам спецкурс «Морфология вегетативных органов высших растений», материал которого послужил основой для монографии (1952) и для докторской диссертации, которую он защитил в 1953 году. Кроме того, он ежегодно вёл полевую практику студентов-геоботаников, а с начала 1950-х годов стал начальником объединённой ботанико-зоологической практики у студентов-биологов второго курса на базе Звенигородской биостанции МГУ.

В 1954 году И. Г. Серебряков в составе делегации СССР принял участие в VIII Международном ботаническом конгрессе в Париже. Он выступил с докладом, а затем побывал на экскурсии в тропиках экваториальной Африки. Эта поездка была чрезвычайно важна для его научных интересов, но вскоре губительно отразилась на здоровье, так как он был давно тяжело болен. Весной 1956 года произошло резкое обострение болезни сердца, сопровождавшееся тяжелым левосторонним параличом. Вопреки предсказаниям врачей, он сумел частично восстановить подвижность руки и ноги и вернуться к работе - педагогической и научной. В 1962 году Иван Григорьевич завершил работу над монографией «Экологическая морфология растений. Жизненные формы покрытосеменных и хвойных».

После слияния в 1960 году двух педагогических институтов - МГПИ им. Ленина и Московского городского педагогического института им. Потёмкина - заведующим объединённой кафедрой ботаники стал А. А. Уранов, а И. Г. Серебряков занял должность профессора.

Несмотря на постепенно ухудшающееся здоровье, И. Г. Серебряков продолжал читать лекции и руководить аспирантами. В 1963 и 1964 годах он даже выезжал на место работы аспирантов - на Западный Кавказ и в Тянь-Шань.

СЕРЕБРЯКОВ Иван Григорьевич (7.9.1914, с. Черная Слобода Шацкого у. Тамбовской губ. – 18.4.1969, Москва) – биолог, создатель ритмологического науч. направления и учения о жизненных формах (в наст. вр. «биоморфология»); д-р биологических наук (1953); проф. (1960).

Закончил сельскую школу и поступил в Шацкий педагогический техникум, после окончания кот-го вернулся в свою школу в качестве учителя биологии и химии. Работая в школе, стал студентом заочного отделения МГПИ. В 1935 поступил на биологический факультет МГУ, где учился одновременно на каф. геоботаники и каф. физиологии растений. Завершил обучение в 1941 по каф. геоботаники. По состоянию здоровья не подлежал мобилизации, однако в 1941 вступил в народное ополчение и был назначен командиром взвода Краснопресненской дивизии. Вернулся в ун-т в 1941 и был принят на работу в Ботанический сад МГУ им. М.В. Ломоносова в качестве ст. науч. сотрудника и зав. лабораторией экологии. Под непосредственным влиянием дир. Ботанического сада, специалиста по морфологии растений К.И. Мейера защитил канд. дисс. о биологии тянь-шаньской ели (1943). Одновременно с работой в Ботаническом саду МГУ им. М.В. Ломоносова был доц. каф. геоботаники МГУ им. М.В. Ломоносова (с 1943), где читал спецкурс «Морфология вегетативных органов высших растений». В 1948 был уволен из Ботанического сада МГУ им. М.В. Ломоносова по обвинению в «вейсманизме–морганизме». В том же году приглашен читать лекции в Московский городской педагогический ин-т им. В.П. Потемкина, где через год стал зав. каф. ботаники. Защитил докт. дисс. на материале монографии «Морфология вегетативных органов высших растений». Одновременно с работой в ин-те продолжал как совместитель преподавать в МГУ им. М.В. Ломоносова, по-прежнему читая на каф. геоботаники свой спецкурс. С 1960 в качестве проф. каф. ботаники биолого-химического факультета читал в МГПИ им. В.И. Ленина лекции по анатомии и морфологии растений, вел спецсеминар по биоморфологии. Труды С. вывели отечественную ботанику на новый уровень понимания растения как компонента биосферы. Основал два новых направления на стыке ряда биологических дисциплин. Науч. интересы С. были сосредоточены в обл. изучения ритма сезонного развития растений; морфологического анализа вегетативного тела растения (преимущественно органов и их систем), рассматриваемого в динамике; учения о жизненных формах. Чл. Национального комитета советских биологов на VIII Международном ботаническом конгрессе (Париж, 1954), чл. проблемного науч. совета при отделении общей биологии АН СССР, чл. науч.-технич. совета Министерства высшего и среднего образования СССР и науч.-метод. комиссии по биологии Министерства просвещения РСФСР.

С о ч.: Биология тянь-шаньской ели и типы ее насаждений в Заилийском и Кунгей-Алатау // Ученые записки МГУ. Вып. 82. Труды Ботанического сада МГУ. Кн. 5; Морфология вегетативных органов высших растений. М., 1952; Экологическая морфология растений. Жизненные формы покрытосеменных и хвойных. М., 1962.